В окружающих лесах уже вовсю разгулялась осень и вечерняя прохлада

Если Вы помните, в одной из моих предыдущих статей под названием «Голубая кровь» мы закончили вязать форелевую снасть и отправились рыбачить на реку Пскем в Узбекистане. А пока Вы делаете первый заброс, мне надо успеть перебраться из Средней Азии в Америку.

Здесь форели гораздо больше. Но и всяких бюрократических рогаток в рыбалке тоже больше. Если в Советском Союзе правила были очень простые: два крючка, небраконьерская снасть и пять килограммов любой рыбы на человека в день (кроме осетровых и лососевых, на которых был полный или частичный запрет), то в США для ловли в пресных (а с сего года и — в морских) водах нужна лицензия (годовая для жителя штата Нью-Йорк стоит 29 долларов). На многие виды имеются минимальные размеры. Недомерки подлежат немедленному возврату в воду. Для каждого вида установлено максимальное количество рыб, забираемое одним рыболовом в день (при этом накопление за несколько суток не разрешается). В штате Нью-Йорк можно забрасывать не больше двух удочек с пятью и менее крючками на каждой. Причём правила разные по водоёмам и сезонам. Плюс целая куча разных мелочей.

Я обозвал эти законы бюрократическими рогатками, но на самом деле я их уважаю и соблюдаю, так как они действительно позволяют сохранять рыбные ресурсы. Мало того, за те же самые несколько долларов, собираемых с каждого охотника или рыболова в год, существует целая служба — Отдел сбережения окружающей среды с «зелёной полицией», биологами, егерями, лесниками и т.п., а некоторые виды рыб, в основном — форель, выращивают в садках и выпускают в водоёмы — опять же только для рыболовов-любителей, но не с коммерческими целями. Так, что дело с рыбалкой здесь налажено очень хорошо.

Теперь немного о снаряжении на форель. Только в Америке я стал применять для горной рыбалки ещё один вид снасти — блесну, т.к. форель — хищник, в отличие от других горных рыб — маринки или османа. Поначалу я относился к этой приманке скептически: пятьсот раз забросишь, одну рыбу поймаешь, но, понаблюдав за американскими рыболовами, понял, что на блесну клюёт крупная (!) рыба, и тоже попробовал блеснить. И форель откликнулась и стала хватать «липовую» рыбку, дура. А ещё аристократка, называется! Теперь я всегда ношу с собой две снасти — обычную горную удочку для наживки и вторую — с блесной (на горной реке лучше плавающей, она не цепляется за дно).

Поплавочная оснастка на горной реке работает плохо, поэтому снасть для наживки делается без поплавка. Внизу два мелких (номер 5-7), но очень крепких крючка на поводках в 20 и 30 см. с леской 8-10 фунтов (т.е. сечением около 0,25 мм.) крепости, затем уже на основной леске в 14-17 фунтов (сечение около 0,4 мм.) — грузило из серии от трех до семи дробинок (в зависимости от силы течения и нужной дальности заброса), а выше — указатель глубины, для которого в Узбекистане я применял отрезок бигудишной резинки, что перемещается вверх или вниз так, чтобы наживка держалась сантиметрах в 20 около дна. Указатель глубины должен быть на поверхности, чуть выше неё или чуть ниже, но не тонул глубоко, иначе будет зацеп грузила между камней на дне, а это — штука неприятная. На катушке должен быть запас лески около 50 метров, а рядом с Вами — обязательно — подсак диаметром около 40 см. с рукояткой не менее метра длиной. Наживка — червяк (лучше красный — навозный), одетый «гармошкой», опарыши (штук по 5-7 на крючке), мучной червь, живец, кузнечик и т.п., но не растительные насадки, конечно.

В сытой Америке я могу позволить себе использовать в качестве указателя глубины мелкую пенопластовую мушку на коротком, 10-15 см., поводке, туго передвигающемся вдоль основной лески. Часто добавляю и обычную (из пёрышек, волосков и ниток) мушку на ещё более коротком (около 5 см.) поводке сатиметрах в 17-18 ниже указателя глубины. На эти две мушки рыба тоже клюёт, хотя и редко. То есть указатель глубины выполняет двойную функцию.

А вот американский нахлыст (с «плавающей» леской на катушке) я не применяю из-за его низкой эффективности, хотя зрелище это очень красивое. Как-то я рыбачил на реке Лехай-ривер в Пенсильвании. Решив поужинать рыбой, я подошел к потоку и увидел аж восьмерых рыболовов, применяющих нахлыст. За двадцать минут я поймал обычным способом на червей три мелких (граммов по сто) форели и отправился делать из них шашлык. В течение того же времени ни у одного из восьми хлыстовиков не было ни одной поклёвки, несмотря на то, что они исхлестали реку так, что, казалось, она корчится от боли на каждом водовороте. С тех пор я решил, что нахлыст это — «не мой фасончик», хотя соблазн освоить это зрелищное действо всё ещё не покидает меня.

Для ловли форели на озёрах годится обычная поплавочная удочка, хотя, например, на очень популярном озере Массапика в Лонг-Айленде я не поймал ничего, т.к. этих форелей там всего-то полторы штуки на весь водоём.

Поэтому давайте отправимся на реку Эзопус-крик, где этой рыбы действительно много. И это потому, что сей речке достаётся ежегодно 5000 штук запускаемой восьмидюймовой форели, когда другим всего лишь по 300-500 штук.

Прибыв в район после трёхчасовой езды, мы долго не могли найти ночлег, т.к. отели предлагали нам цены около 200 долларов за ночь, но всё же отыскали кемпинг Слипи-Холлоу, где с нас запросили 18 долларов в день. Это было уже по карману, да и место прекрасное. Огромная поляна с аккуратнейшим травянистым газоном обрамлена берёзами, соснами и дубами. Причём один из дубов. как я приблизительно подсчитал, уже рос здесь, когда Колумб лишь собирался в своё путешествие через Атлантику. Речка — под боком, и в речке — полно форели.

Первую разведку делать было очень трудно. Я заблудился ночью в лесу, весь день прошагал в тяжеленных болотных сапогах и вернулся в лагерь «без задних ног», не поймав ничего, но уже на второй день изловил первую форель граммов на 200 и посадил её на кукан. К утру от неё остался только череп с хребтом: рыбу сожрали раки. После этого я стал держать улов в садках с каркасом, чтобы прожорливые членистоногие не добрались до моей добычи, но история с раками на этом не закончилась, и поэтому мне хочется сделать здесь коротенькое отступление, которое я назвал:

Баллада о раке-путешественнике

Однажды я отвлёкся от рыбалки, не помню уже почему, и снасть легла на дно. Вынув удочку, я обнаружил на крючке рака, вцепившегося в червяка. Решив позднее попробовать этого рака в качестве наживки, я засунул его в коробку с червями и …забыл. Через пару дней мне пришлось вернуться в Нью-Йорк, куда я поехал вместе со своим рыболовным рюкзаком, и рак, конечно, — в нём. Пробыв дома ещё четыре дня, я вернулся в район Эзопус-крик и только на следующей рыбалке, открыв коробку с червями, обнаружил своего знакомца. Он был весь облеплен глиной и кусочками травы, но вполне жив и здоров. За такой подвиг я отпустил его на волю в том же самом месте, где поймал. Однако, продолжая рыбачить, я почему-то очень ярко представил себе его встречу с братьями-раками. Он сидит, посреди «аудитории» своих родственников и, гордо задрав нос, говорит им:»Ну что, деревенщина, всё торчите себе в своём болоте и настоящей жизни не знаете?!» Окружающие слушают его с разинутыми «ртами», а он продолжает:»А я, вот, в Нью-Йорке был, по ресторанам шатался, пьянствовал. И — самое главное — в театрах на Бродвее мюзиклы слушал. Теперь мне с вами-лохами и говорить противно!»

И стали раки его бояться. Не знали они, что наглый хвастунишка провалялся всю эту неделю, задыхаясь в глине, окружённый презренными червяками. Вот она, сила бахвальства!

Впрочем, мне-то что до их скучной рачьей жизни? Пусть себе слушают дурацкие байки нахального своего братишки, а мне некогда. Мне надо перезабрость удочку.

В тот год я попал на благодатную речку Эзопус-крик поздно — в сентябре. В окружающих лесах уже вовсю разгулялась осень, и вечерняя прохлада перешла в утренние заморозки. Температура воды, соответственно, снизилась. И клёв — тоже. Я уже подумывал о том, как сматывать удочки, но всё ещё не решался на этот «трагический» (для меня) шаг. И видно поэтому забирался всё дальше и дальше от лагеря, и всё — без единой поклёвки. Но вот передо мной открылся широкий плёс ниже крутого слива. Наибольшая глубина здесь (по тому же самому закону пакости) была у противоположного берега, поэтому для маскировки мне пришлось буквально подползать к воде по открытому пространству широкого галечного пляжа. Дальний заброс, мгновенно — громкий всплеск и рывок. Тащу рыбу изо всех сил, не вствая, однако, в рост, и снимаю с крючка двенадцатидюймовую форель.

Гигант! Она клюнула не на червя, а на красную пенопластовую мушку. Сунув рыбу в садок и даже не успев отдышаться, делаю второй заброс, и снова — рывок. При этом я вижу саму рыбу, выпрыгнувшую из воды. Подвожу к берегу форель чуть поменьше. И она тоже клюнула на мушку, однако теперь на другую — белую. Дальнейшие попытки — пустые. Место потревожено. Я с наслаждением распрямляюсь, встаю во весь рост и всё еще дрожащими руками закуриваю.

Теперь у меня есть возможность и время рассмотреть этот плёс. Обращаю внимание на то, что над местом поклёвок нависают мощные платаны. Ветер треплет из ветви, и сорванные листья опускаются в воду. Так, вот где собака зарыта! Вместе с листьями с деревьев падают гусеницы, личинки насекомых и прочая «шелупонь». А тут-то их и поджидает рыба. Хлюп, и завтрак съеден!

Ну, что же, прощай благодатная река. Увидимся следующим летом.

Добавить комментарий